— Ничего подобного! — возмутился Кайль. — Меня избили и ограбили, вот что!
— Хорошо, хорошо, мой мальчик! На борту ты все расскажешь вахтенному офицеру. Он-то, может, и поверит тебе, а мне очки не втирай.
Фэррел поблагодарил сержанта шведской полиции, расписался в документе о передаче задержанного и под конвоем доставил Кайля на «Возмездие», где и сдал вахтенному лейтенанту Аллистэру. Кайль рассказал ему свою историю. Аллистэр внес ее в рапорт на имя командира лодки, указав, что Кайль, будучи в самовольной отлучке, отстал от лодки и нарушил дисциплину на берегу. После этого он отправил Кайля к врачу.
Первый помощник, докладывая Шэдде о возвращении Кайля, упомянул, что у того рана на голове и что его сейчас осматривает лейтенант медицинской службы О’Ши. Шэдде распорядился прислать к нему врача, как только тот закончит осмотр.
Спустя полчаса О’Ши явился к командиру.
— Вызывали, сэр?
Шэдде сидел в кресле и читал.
— О’Ши? Да, вызывал. — Он отложил книгу. — Присаживайтесь.
О’Ши неловко опустился на стул. Он чувствовал себя скованно, в его памяти еще было свежо воспоминание о вспышке Шэдде в Скансене.
— Насколько мне известно, вы осматривали Кайля, — начал Шэдде, не сводя с врача проницательного взгляда.
— Да, сэр.
— В каком он состоянии?
— Собственно, оснований для беспокойства нет. Кровоподтек на виске, поврежден кожный покров, пришлось наложить швы. Ничего серьезного.
— Он говорил, при каких обстоятельствах это произошло? Может, он нанес себе рану умышленно?
— Возможно, но маловероятно.
— Почему вы так думаете?
— Он рассказал, что с ним случилось.
— Ну и что же он вам рассказал? — сухо, не скрывая разочарования, спросил Шэдде.
— Вчера вечером он напился в баре. Пить начал еще днем и, судя по всему, к вечеру был уже тепленький. Около полуночи сводник познакомил его с проституткой, и она отвела его к себе на квартиру, недалеко от порта. Тут появился «дружок» этой особы и захватил их… «ин флагранто деликто».
— Это что еще за абракадабра, О’Ши? — нахмурился Шэдде. — Вы что, забыли английский язык? У меня нет времени выслушивать ваши словесные выкрутасы.
— Я просто не знаю соответствующего английского выражения вот и все, — пожал плечами доктор. — Повторяю, появился «дружок» и стукнул Кайля чем-то тяжелым.
— А причина ? — с нескрываемым недоверием спросил Шадде.
— Грабеж. Они взяли у Кайля часы и бумажник, в котором было около десяти фунтов стерлингов.
— Десять фунтов! А вы не находите, что это многовато для матроса, отправляющегося на берег?
— Он копил деньги на подарок матери.
— Ах, как трогательно! — саркастически усмехнулся Шэд-де. — Ну и что же дальше?
— Кайль очнулся в каком-то сарае, основательно избитый. Сарай оказался запертым, он начал барабанить в дверь, кричать. Случайные прохожие выпустили его, и он сейчас же отправился в полицию. Позвольте закурить?
— Курите, курите, — нетерпеливо махнул рукой Шэдде. — Скажите, О’Ши, вы верите ему?
— Да, сэр, верю.
— Вы знаете, что Шепард считает его никудышным матросом?
О’Ши спокойно встретил пронзительный взгляд Шэдде.
— Да, сэр, знаю, но у меня свое мнение на сей счет.
— Почему?
— Я заставил его разговориться, и он много рассказал о себе.
— Например?
— Он из бедной семьи, ненавидит отца, который пьет и порой колотит мать. Кайль очень ее любит. Отец оказывал дурное влияние на Кайля. Его отношение к сыну зависело от количества выпитого: он то баловал его, то терроризировал.
— Как интересно, скажите пожалуйста!
О’Ши не заметил иронии в голосе Шэдде и продолжал:
— Да, да! Вы понимаете, дети всегда испытывают внутреннюю потребность иметь в семье кого-то, перед кем они могли бы преклоняться, чьему примеру следовать. У мальчишек таким богом обычно бывает отец. Но поведение отца Кайля привело к тому, что у его сына не получили должного развития необходимые социальные стимулы, и, он, страдая от сознания своей неполноценности, пытается возместить этот недостаток путем…
— Довольно! — грубо прервал Шэдде, он стоял спиной к врачу и что-то регулировал в прикрепленных к переборке часах. — Не понимаю, что вы плетете, — Шэдде с трудом сдерживался. — У меня есть собственное мнение о Кайле. Я не смог бы изложить его так же витиевато и заумно, как вы, зато оно было бы понятнее, хоть я я не изучал психологию в вашем Дублине.
О’Ши только теперь понял, что обозлил Шэдде, и, окончательно растерявшись, пролепетал:
— Сэр, я только пытался объяснить, что за человек этот Кайль. Вот вы сказали, что, по словам Шепарда, Кайль никудышный матрос. Я же хотел выразить ту мысль, что по ряду причин он не всегда в состоянии разобраться, что плохо, а что хорошо. У него не совсем здоровая психика, ему нужно помогать, а не наказывать его.
Шэдде резко повернулся к доктору.
— Вы это серьезно? — спросил он. — Так вот, О’Ши, должен вам сказать, что меня абсолютно не интересует подобная философия. Она совершенно недопустима на корабле. Такие разговоры подрывают и опошляют принципы воинской дисциплины. — Шэдде уселся спиной к О’Ши и принялся что-то писать. — Можете идти, — не поворачиваясь, бросил он.
В течение двух следующих суток Шэдде почти не выходы из каюты, занимаясь какими-то неотложными делами. Офицеры в кают-компании знали, что у него наступил один из тех периодов депрессии, когда лучше не попадаться ему на глаза.
Утром на второй день первый помощник напомнил Шэдде, что Кайль все еще в карцере.