— Вы будете там через восемь дней, и к тому времени многое прояснится. Что, к примеру, случилось с рулевым управлением и все такое…
— Положим, это станет мне известно уже сегодня к вечеру. Я хочу, чтобы начальник разведывательного управления адмиралтейства немедленно, по горячим следам прислал сюда своего человека. Можете не сомневаться, Бартон, мы имеем дело с диверсией.
— Откуда такая уверенность, старина?
— Вы что, из тех, кто утверждает, будто у нас ничего подобного произойти не может? А вам известно, что после того, как я ввел «Возмездие» в строй, такие «инциденты» происходили не однажды?
— Что вы хотите сказать?
— Да то, что это уже третья попытка! Первая была предпринята, как только мы закончили освоение лодки. Мы вернулись в порт с серьезными неполадками в главных турбинах. В роторах были обнаружены стальные пластины. Следственная комиссия заседала трое суток и приняла глубокомысленное решение: возможность диверсии не исключается, однако маловероятна.
— Какое же объяснение дала комиссия?
— Вы же знаете, что обычно говорится в таких случаях. При сборке турбин на заводе кто-то из рабочих оставил эти пластины по халатности, и так далее, и тому подобное.
— Ну а вторая попытка?
— Вторая попытка была предпринята спустя несколько месяцев в Куинсферри. Произошел взрыв пара в парогенераторе. Как выяснилось, кто-то вставил комок льняных очесок в пусковой паропровод, причем, несомненно, это сделал человек, хорошо разбирающийся в конструкции нашей атомной силовой установки. Снова следственная комиссия, и снова то же ничего не говорящее заключение: «Результат халатности со стороны неизвестных лиц или лица…» — Шэдде задумался, потом, словно спохватившись, устало провел рукой по лицу и спросил: — Так о чем я говорил?
— О выводах следственной комиссии.
— Да, да… Результат халатности со стороны неизвестных лиц или лица. Вместе с тем комиссия не исключила возможность «неумышленного вредительства». Неумышленное вредительство, черт бы их побрал! Зачем толкаться вокруг да около, почему не назвать вещи своими именами и прямо не сказать, что речь идет о диверсии? И в Портсмуте совершена диверсия, и в Куинсферри, и здесь, в Стокгольме! Вот почему я посылаю телеграмму командующему подводными силами.
Бартон пожал плечами.
— Лодка ваша, Шэдде, — проговорил он, — и проблема ваша. Поступайте как находите нужным.
По соображениям конспирации Шэдде отправил шифровку через посольство — никто из экипажа «Возмездия» до поры до времени не должен был ничего знать. Этой радиограммой составленной в самых решительных выражениях, Шэдде хотел убедить командование в необходимости быстрых действий. Он утверждал, что у него есть веские причины подозревать диверсию, и просил командующего договориться с начальником морского разведывательного управления о немедленной присылке следователя. При этом Шэдде настаивал, чтобы следователь прибыл на лодку под видом какого-нибудь специалиста и вместе с экипажем совершил переход в Портсмут, что даст ему возможность и время провести негласное расследование. Депешу он закончил так: «Если моя просьба не будет удовлетворена, я снимаю с себя всякую ответственность за дальнейшее».
Военно-морской атташе прочитал телеграмму и укоризненно покачал головой.
— Очень неумно, Шэдде, очень. Вы прямо-таки напрашиваетесь на неприятности. Начальство не любит угроз.
— Я напрашиваюсь на неприятности? У меня их и так тьма-тьмущая. Одной больше, одной меньше… Я не изменю ни слова, мой друг. В двух предыдущих случаях, когда я докладывал, что совершены диверсии, мне в ответ лишь вежливо улыбались. Пусть теперь поломают голову. Я знаю командующего лично, и он меня знает. Он поймет, что я не стал бы так остро ставить вопрос, если бы не имел на то достаточных оснований.
Заканчивая осмотр рулевого отделения, Шэдде сделал интересную находку. За трубами он обнаружил кусок перепачканного в масле серого шелка, размером примерно с мужской носовой платок. Три кромки были вырезаны ножницами, четвертая словно от чего-то оторвана. Вынув лоскут из-за трубы, Шэдде развернул его. Из материи что-то выпало и со звоном покатилось по стальной палубе. Это оказалась медная контргайка около дюйма в диаметре и примерно полдюйма толщиной. Глаза Шэдде возбужденно блестели, когда он, завернув находку в тот же кусок шелка, сунул ее в карман. Чутье подсказывало ему, что он не только нашел нечто весьма важное, но и что он должен пока молчать об этом.
Заперев за собой дверь, Шэдде вернулся в центральный пост.
— Кайль нашелся, сэр, — доложил Каван. — Он в полицейском участке в Вартахамнене. В семнадцать ноль-ноль я отправлю за ним старшину Фэррела с патрулем.
За последнее время произошло столько событий, что Шэдде совсем забыл о Кайле. Теперь при упоминании этого имени у него мелькнула мысль о возможной причастности Кайля к аварии. Почему он не подумал об этом раньше? Возможно, Кайль отстал не случайно, а пытался дезертировать? Если он знал, что рулевое устройство лодки может отказать, тем более во время такого трудного перехода, как в Сандхамн, дезертирство было для него единственным спасением. Однако вслух Шэдде только произнес:
— Да? Посадите его в карцер. Под охрану.
— В карцер, сэр? Под охрану? — сомневаясь, правильно ли он расслышал, переспросил первый помощник.
— Да, в карцер. Под охрану! — отрезал Шэдде, он терпеть не мог, когда его приказы вызывали сомнение. Он повернулся и направился в свою каюту.