Подвиг, 1972 г., том 5 - Страница 46

После атаки, устранив кое-как наиболее серьезные повреждения, лодка продолжала путь во Фримантл. Никто из экипажа «Сэйбра» ни разу не напомнил ему о том дне, а когда по окончании войны лодку переводили в резерв, командир корабля сказал ему: «Вы лучший начальник минно-артиллерийской части, который когда-либо служил у меня». Однако Шэддэ не мог забыть пролив Ломбок, эта рана так и не зажила в эго памяти. Пусть люди молчат, он-то понимал, что самым позорным образом не выдержал первого же серьезного испытания. Позже он узнал, что и с другими случалось подобное, и другим оказывалось не под силу такое напряжение, но это никак не могло возместить ему главного — потери самоуважения.

Когда за Саймингтоном и Каваном закрылась дверь, Шэдде обхватил голову руками и разрыдался. Зачем адмиралтейство направило сына того Саймингтона к нему на «Возмездие»? Несомненно, презренная ухмылка, выражение снисходительности на лице могли означать только одно: Саймингтон знает о позоре Шэдде, он уже рассказал об этом в кают-компании — потому-то все офицеры настроены теперь против Шэдде. Его продолжают распинать за то, что когда-то произошло в проливе Ломбок, хотя он пытался сделать все от него зависящее, чтобы это было позабыто.

Когда Дуайт Галлахер, офицер американского флота на борту лодки, и Килли вошли в кают-компанию, там почти не оставалось свободных мест. Только что прозвучал полуденный сигнал, и сюда собралось большинство офицеров корабля. Таргет уже успел несколько раз принести из буфетной бокалы с коктейлями. Беседа касалась то одних тем, то других, потом кто-то заговорил о вечере, проведенном накануне в Скансене.

Саймингтон взглянул на Килли.

— Питер, что же вы ничего не расскажете нам о вчерашней крошке? Надеюсь, вы благополучно доставили ее домой?

— Почему это вас интересует? — спросил младший лейтенант, откладывая газету.

— У вас явно повышенная раздражительность, — погрозил ему пальцем О’Ши. — Если вы помните, мы вас оставили и поэтому хотели бы знать, что произошло дальше.

— Что именно хотели бы вы знать?

— Ну, как развивались события в дальнейшем.

— Никак. — И младший лейтенант снова погрузился в чтение газеты.

Дуайт Галлахер покрутил за ножку свой бокал.

— А что вообще представляет собой эта особа? — спросил он.

— Вас интересует ее умственное развитие или только наиболее существенные данные об ее фигуре? — съязвил Саймингтон.

Американец почесал кончик носа.

— Пожалуй, фигура, — ответил он, не замечая иронии. — Насколько я знаю, Килли человек непривередливый.

— Девочка оказалась прелестной. Что касается фигуры, то я бы, пожалуй, сказал так: бюст — тридцать восемь, талия — двадцать два, ниже — тридцать.

Галлахер присвистнул:

— Ничего, ничего! А вы что скажете?

О’Ши покачал головой:

— Нас это не интересовало.

— Питеру удалось подудеть в трубу?

— Нет, он же был с девушкой.

— Ах да, я и забыл.

Вошел радист.

— Капитан-лейтенант Галлахер! — объявил он. — Вам радиограмма, сэр!

В течение утра самочувствие Шэдде несколько улучшилось, ему удалось стряхнуть с себя овладевшее им ночью смятение. После ленча им предстояло отправиться в Копенгаген, и перспектива скорого ухода из Стокгольма поднимала у него настроение.

Работая за письменным столом у себя в каюте, Шэдде слышал гудение многочисленных вспомогательных механизмов и ощущал вибрацию корпуса лодки. Эти звуки и движения действовали на него успокаивающе, они превращали «Возмездие» в его глазах в некое живое существо.

В полдень он вызвал к себе Килли и передал ему для зашифровки депешу, адресованную командующему подводными силами, а в копиях адмиралтейству и командиру «Массива» — другой лодки, вооруженной «Поларисами», крейсировавшей недалеко от Гетеборга. Шэдде докладывал о своем намерении выйти из Стокгольма в четырнадцать ноль-ноль. Вечером, пройдя Сандхамн, он должен был радировать о погружении. Командира лодки «Массив» он извещал, что выходит в море и что «Массив» может идти в Гетеборг.

В половине первого на «Возмездие» прибыл британский военный атташе. Шэдде передал ему два донесения для отправки дипломатической почтой. В каюте Шэдде они выпили по рюмке шерри и распрощались после краткого обмена ничего не значащими вежливыми фразами. Шэдде проводил атташе до катера, постоял на мостике, наслаждаясь солнцем, и, увидев, что катер подошел к Скепсхольму, спустился в кают-компанию. Офицеры было поднялись при его появлении, но он жестом разрешил им оставаться на местах и приказал Таргету подать шерри. Он уселся в кресло, перекинув одну ногу через подлокотник, а другую вытянув перед собой. По всему было видно, что он находится в хорошем настроении, Каван и О’Ши обменялись понимающими взглядами и оба тут же подумали: «Надолго ли?» Как бы то ни было, пока Шэдде держался нормально и, казалось, забыл про вчерашний вечер. Однако было совершенно невозможно предвидеть, что он сделает или скажет в следующую минуту.

Шэдде поднял бокал с шерри и, прищурившись, посмотрел сквозь него на свет.

— Должен сказать, что вам невероятно везет. Лучшего дня для выхода в Сандхамн, чем сегодня, и не придумаешь. Сюда вы пришли в темноте и ничего не видели. — Он обвел взглядом всех присутствующих. — Между тем тут есть на что посмотреть — острова, рощи, замки, голубая вода… Восхитительная картина!

Шэдде отпил глоток вина и, снова подняв бокал к свету, взглянул на него. Саймингтон и О’Ши перемигнулись. Они по опыту знали, что Шэдде может болтать так до второго пришествия и не терпит, когда его прерывают. Собственно, он ни к кому конкретно не обращался, скорее просто думал вслух, перескакивая с одной темы на другую. Говорил он так быстро и так непоследовательно, что иногда трудно было уследить за его мыслью. Если кому-то и удавалось вставить словечко, он бросал на него тусклый, отсутствующий взгляд и продолжал говорить.