Подвиг, 1972 г., том 5 - Страница 11

Я вас прошу написать на нескольких листах все, что, по вашему мнению, может заинтересовать этих людей. Сведения должны быть обширными, и не имеет значения, насколько обычными и незначительными они могут казаться вам. Лучше подготовить список с перечислением таких данных, как школы, где вы учились, и различные учреждения, в которых вы работали. Необходимо указать языки, на которых вы говорите, и страны, где вы побывали и когда. Не спрашивайте меня, почему и зачем. Кстати, эти сведения указывались и в старых анкетах. Они больше всего интересуются военной службой. Опишите по возможности со всеми подробностями, с перечислением наименований полков, командиров, если вы помните. Конечно, если вы проходили службу в армии.

— Должен заметить, что я не служил в армии, — сказал Фейн.

— А во время войны?

— Даже во время войны. Вначале я получил отсрочку по работе, а затем я стал пожарником.

— Понятно. Однако, что бы вы ни делали, чем бы вы ни занимались, все должно быть описано. Не знаю, что происходит с этими людьми сейчас.

— Меня беспокоит одно обстоятельство, — сказал Фейн. — Не знаю, имеет ли это какое-нибудь значение. Если необходимо указать все адреса — а я думаю, что их будут проверять, — то дом, в котором я жил во время службы пожарником в Бристоле, уже давно не существует. Нет и улицы, я имею в виду Глочестер Террас. Во время бомбардировок немецкой авиации она была стерта с лица земли, а затем ее уже не восстановили. Сейчас там стоянка автомашин.

— Это не имеет значения. Напишите адрес и укажите, что дом уже не существует. Вы же ничего другого не сможете сделать.

— Я полагаю, что наши друзья заинтересуются моей журналистской деятельностью, — сказал Фейн. — В любом случае я сохранил несколько газетных вырезок времен суэцкого кризиса, когда я работал в газете «Кайро геральд». Если вы считаете, что их можно послать и они принесут пользу, то я могу оставить их вам.

Перед отъездом из Англии Фейн просмотрел старую папку и подобрал три дежурные статьи, выжидательного характера, которые он написал перед нападением англичан и французов, когда он сделал ставку на выживание газеты, а вместе с тем и на сохранение работы. Он с некоторым стыдом вспоминал этот эпизод как время, когда трусость, которую он объяснял себе как зрелое отношение к компромиссу, впервые стала чертой его характера.

— Что-нибудь вроде этого. Это то, что нам нужно. И книга. Кстати, на сколько языков она переведена?

— На семь, если считать арабский, на котором она вот-вот должна появиться. Мне сказали, что ее перевели на арабский для Египта и Северной Африки.

— Прекрасно, — сказал Паппи. — Это произведет хорошее впечатление на наших кубинских друзей.

— Я надеюсь, что это поможет им принять положительное решение. Я уже соскучился по настоящей работе.

— Конечно, вы устали ждать. Что вы делаете в редакции в настоящее время?

— Я все еще занимаюсь делом Фридландера. Производит сильное впечатление.

— Я знал, что его работа понравится вам. Он был человеком, питающим симпатию к Кубе и кубинскому народу. Если американские политики прислушались бы к его советам, то не было бы проблем, существующих в настоящее время.

Прошли еще три недели его пребывания в Торонто, и он начал по-иному относиться к окружающему.

Фейн стал привыкать к Канаде. Все его коллеги любили отдыхать за городом, и каждый конец недели он отправлялся с ними на автомашинах в глубь первобытных и чарующих лесов и полей Канады. Они нанимали лошадей и катались на них, взбирались на холмы, купались в холодных реках, находили голубые озера, ловили форель и жарили ее на кострах. Кто-нибудь всегда брал с собой гитару, и они сидели в сумерках медленно угасавшего дня позднего лета среди порхающих ночных мотыльков и светлячков, и слушали задушевные песни страны за Оранджевилем.

Такая жизнь нравилась Фейну. Он ел больше, пил меньше и прекрасно спал. Он сбросил лишний вес и вместе с этим помолодел. В новом психологическом климате исчезли его обычные заботы и напряжение. Восстановилась работоспособность мозга, и он почувствовал прилив творческих сил. Впервые за последние двадцать лет он начал писать поэму.

Когда Фейн думал о Кубе, то он испытывал чувство раскаяния, виновности и почти страха. Он устал от размышлений о судьбе Фридландера. Однажды он заговорил с Эйми об этом.

— А как Фридландер относился к жизни на Кубе?

— Я не думаю, что она ему нравилась.

— Он туда ездил несколько раз? — спросил Фейн.

— Он приобрел репутацию человека, знающего страну, но он всегда чувствовал себя лучше здесь, а не на Кубе. После некоторого раздумья она дополнила: — У меня создалось впечатление, что он был чем-то озабочен после последней поездки. Может быть, состоянием здоровья. Мы все думали, что он собирался подать в отставку.

— Это было месяц тому назад или несколько позже?

— Около этого, — сказала она. — И затем он внезапно умер на улице.

— Он был озабочен? — спросил Фейи. — Он что-то обдумывал?

— Я полагала, что да.

— Может быть, он устал от Кубы?

— Если судить по тому, что он рассказывал нам, то он, вероятно, устал.

— Я просмотрел некоторые из его очерков, —- сказал Фейн. — Они оставляют тяжелое впечатление.

— Вы тоже без особого удовольствия говорите о вашей поездке, — сказала Эйми.

— Я согласен с вами.

— Тогда почему вы собираетесь поехать туда?

— Я обещал. Ничего уже нельзя сделать.

Этим же утром Фейн получил письмо от сестры, из которого он узнал, что курочка снесла три яичка, что означало, что на счет его доверенных лиц уже положены три тысячи фунтов стерлингов.